… Вопреки ожиданиям, подъем по лестнице я перенес без каких-либо последствий - раны не закровили, боль в мышцах постепенно затихала, а слабость и головокружение оказались вполне терпимыми. Поэтому я, быстренько обмазавшись собранным по дороге кабаньим навозом, улегся на стрелковое ложе, некогда служившее исключительно представителям рода Герренов, и уставился на заходящее солнце.
Оно висело над заснеженными вершинами Шаргайльского хребта. Яркое-яркое. Словно пламя в горне Бразза. И невольно напомнило мне день, когда я переступил порог его кузницы…
…- Маланья, ты? - не отрывая взгляда от заготовки, рыкнул кузнец.
Я отрицательно помотал головой. Потом сообразил, что он не видит моего жеста, и буркнул:
- Нет. Это я, Кром…
Широченная спина, покрытая бугрящимися мышцами, едва заметно дрогнула, а потом медленно сместилась в сторону, скрыв от меня освещающий чуть ли не всю кузницу кусок металла.
Звякнуло железо. Скрипнули разжимающиеся клещи. И хозяин кузницы повернулся ко мне. Всем телом:
- Мои соболезнования, парень…
Набившая оскомину фраза в устах Бразза прозвучала как-то иначе - не так, как ее произносили другие. Поэтому я не окрысился, а сглотнул подступивший к горлу комок и выдавил из себя слова благодарности.
Кузнец кивнул, расправил кожаный фартук, присел на корточки и угрюмо уставился на меня:
- Ну, и как ты, жив?
Я криво усмехнулся, поморщился от боли в еще не зажившей щеке и осторожно пожал плечами. Чтобы не разбередить рану на спине:
- И уже почти здоров…
- Хорошо… - буркнул Бразз. Потом уставился на связку заячьих шкурок, которую я ему протянул, и вопросительно приподнял бровь: - Это мне? Зачем?
- Плата за науку. Возьми меня молотобойцем!
- Кем? - удивленно переспросил он.
- Молотобойцем… - твердо сказал я.
- А почему не подмастерьем?
В вопросе кузнеца не было и тени насмешки. Только интерес и желание понять. Поэтому я ответил. Честно:
- Мне нужна не наука, а сила. А еще кров и еда…
Бразз поскреб пальцами коротко стриженую бороду и уточнил:
- Вырастешь - уйдешь?
Я кивнул.
- Мстить?
Спрашивая, кузнец смотрел на меня, как на неразумное дитя. Поэтому я слегка разозлился и зашипел:
- Нет. Сначала учиться убивать мечников. Мстить - потом. Когда пойму, что готов…
- То есть торопиться ты не собираешься… - Бразз встал, прислонился задом к наковальне и снова почесал бороду: - Что ж, разумно… А ты вообще представляешь, что такое месть?
Я пожал плечами:
- Что тут представлять? Мамы и Ларки - нет. А тот, кто их убил - жив… Месть - это его смерть…
Бразз зачем-то поднял взгляд к потолку и тяжело вздохнул:
- Не все так просто. Месть - это, прежде всего, молчание. Ибо, если ты кому-то проговоришься о своих намерениях - то умрешь еще до того, как увидишь цвет крови своего врага. Потом - терпение: если ты окажешься недостаточно терпеливым, то начнешь слишком рано и закончишь тем же. Ну, и…
- Я не болтлив… - перебил его я. - И уже умер. Вместе со своей семьей. Так что смерть меня не страшит…
Кузнец вздрогнул, как от удара, прищурился и… все-таки закончил начатую фразу:
- Ну, и последнее: месть - это одиночество и в жизни, и после нее: если ты все-таки заберешь ЕГО жизнь, то НАВСЕГДА лишишься Посмертия. Значит, уже никогда не увидишь своих родных…
Я закрыл глаза, вспомнил, как выглядела Ларка на погребальном костре, скрипнул зубами и криво усмехнулся:
- Пусть так. Зато я сделаю то, что должен…
Бразз задумчиво оглядел меня с головы до ног, потом выпрямился во весь рост, расправил плечи… и весомо сказал:
- Я, Бразз по прозвищу Борода, беру тебя, Кром, сын Растана, в подмастерья. Твои кости - мое мясо…
- Мои кости - твое мясо… - эхом повторил я. И поклонился. В пояс: - Спасибо, Бразз!
- Спасибо, Мастер! - проворчал кузнец. Потом вцепился в клещи и мотнул головой куда-то вправо: - Меха видишь? Вперед…
… Вспоминать об этом дне оказалось на удивление приятно. И я, обнаружив в себе давно похороненное чувство, здорово удивился: вроде бы еще совсем недавно, во время последнего погружения в себя, проведенного под руководством брата Арла, я пытался найти в себе хоть какие-то признаки чувств. И не нашел ничего, кроме пустоты с едва заметным привкусом горечи…
- Двуликий пока еще смотрит на тебя своей темной половиной… - мысленно повторил я слова жреца, сказанные мне на прощание. И вздрогнул, сообразив, что тогда не обратил внимания на акцент, сделанный Арлом на слове 'пока'!
- Что значит 'пока'? Он что, может повернуться и светлой? - вслух спросил себя я. И, услышав удаляющийся перестук копыт, мысленно обозвал себя придурком: от меня убегало мясо. То самое, ради которого я сюда и пришел!
… Следующие раз Двуликий посмотрел на меня аж под утро. Когда я основательно продрог и начал подумывать о возвращении, одесную от здоровенного ясеня сгустилось пятно мрака и медленно двинулось вдоль края поляны.
Шаге на десятом оно вышло в свет Дейра, и я облегченно перевел дух: это была косуля, а не кабан. А, значит, у меня появилась возможность вернуться в охотничий домик с добычей.
Конечно, по-хорошему, охотиться на косулю в середине третьего лиственя было неправильно - в это время косули ходят стельными и линяют. Только вот для нас, уже почти забывших, что такое еда, даже пуд мяса должен был стать шансом на жизнь…
… Арбалетный болт вылетел из направляющего паза с легким щелчком. И попал. Косуля пошатнулась, упала на одно колено… и сорвалась с места.
Прыжок… другой… третий… - она неслась к опушке, как выпущенная из лука стрела. И не собиралась останавливаться.