… Левая рука, которой я пытался опереться об пол, обессиленно подогнулась, я шарахнулся лбом о сапог того, кто умер первым и… почувствовал боль…
- Я его подстрелил! Добива-а-ай!!!
'Сзади… Арбалетчик…' - мелькнуло в голове. А потом мои губы сами собой прошептали: - 'Элмао-коити-нарр…'
… Падающий на голову меч ощутимо замедлился. И я, почувствовав, что могу успеть уйти от удара, прыгнул вперед прямо с четверенек.
Перед глазами мелькнула рукоять выпавшего из руки чекана, сапог все еще бьющегося в агонии 'первого' и, наконец, наголенник Черепа.
Пальцы правой руки сомкнулись на щиколотке, правое плечо врубилось в колено и продолжило движение дальше…
… Воин опрокидывался назад слишком медленно - я успел выхватить из перевязи еще один метательный нож, вогнать его ему между ног и скрутить корпус, уходя от возможного удара сзади. Оказалось, последнее движение было лишним - арбалетчик, простреливший мне плечо, еще только начал тянуться за мечом.
Я тут же вскочил на ноги, подхватил с пола чекан, прыгнул к нему и вбил клюв за левую ключицу. Потом рванул оружие на себя, выламывая кость и разрывая сердечную жилу, и на всякий случай сместился в сторону…
… Силы, ниспосланной мне Благословением Двуликого, было много. Даже очень - при желании я мог бы, наверное, вскинуть на плечи коня или забросить взрослого мужика на крышу сарая. Только я не обольщался. Вернее, помнил, что каждое движение, которое я делал в этом состоянии, выжигало меня изнутри.
'Еще немного…' - пообещал себе я, убедился, что все четыре моих противника мертвы, кинул взгляд на баронессу и, наткнувшись на ее взгляд, попробовал ее успокоить:
- Все будет хорошо…
Ее милость равнодушно пожала плечами и попыталась вытащить руку из-под трупа.
Я пинком откатил тело к стене, помог ей встать, потом подобрал метательные ножи, поднял с пола посох и, почувствовав движение, повернул голову к двери, ведущей в белый зал.
Оранжевый - тот, который собирался 'стоять тут' и который позвал эту троицу - вытаращенными глазами оглядывал коридор. Наткнувшись на мой взгляд, он изо всех сил захлопнул дверь и исчез.
Я криво усмехнулся, потом вспомнил о своей ране и осторожно прикоснулся к плечу…
… Мне повезло. Да еще как - арбалетный болт, выпущенный практически в упор, пробил мышцу над ключицей. Насквозь. И улетел дальше, не задев ни одного крупного сосуда.
Работать левой рукой я, конечно же, не мог, но при должном лечении и покое рана должна была зажить через три-четыре десятины. Без каких-либо последствий.
Ее милость, которая, как все дворянки, обязана была разбираться во врачевании, видимо, пришла к такому же выводу. Так как, мельком оглядев входное и выходное отверстия, принялась оттирать со своих брюк пятно крови.
Решив, что перевязать такую рану можно будет и потом, я скользнул к двери в белый зал, толкнул ее от себя и… услышал далекие крики:
- Подпирайте двери! Быстрее!!!
- Эй, ты!! Тащи оглоблю, живо!!!
- Окна, окна не забудьте!
- Сена сюда, ну-у-у!!!
Я закрыл глаза и провалился в прошлое…
- Еще сена, Осип! А то крыльцо все никак не займется…
- Как прикажете, ваша светлость!
- И прикажи принести вина - горло пересохло… - мужчина, стоящий ко мне спиной, поворачивается, и я еле сдерживаю крик: это Ареник Тьюварр, младший сын графа Виллефорда! А мужчина рядом с ним - его телохранитель Воха Селезень!!!
- Этого не может быть… - шепчу я и прокусываю себе губу.
Ни наследник нашего сюзерена, ни его тень не пропадают, а наоборот, становятся даже четче. И я вдруг понимаю, что все происходящее - не сон.
- Не дергайся, сынок… - еле слышно шепчут на ухо. - Если хочешь жить…
Не понимаю. Ни единого слова. Но слышу в голосе участие. Поэтому перестаю рваться и так же тихо спрашиваю:
- Где Ларка… и мама?
Молчание… Долгое-долгое… Потом тяжелый вздох и шепот. От которого у меня останавливается сердце:
- Там. Внутри…
- За что?!
Это - не я. Это мои губы. Сами по себе… А я поворачиваю голову и смотрю, как стоит тот, кто меня держит.
Коренастый воин в цветах рода Тьюваров виновато отводит взгляд. Я кривлю губы в страшной усмешке и… бью. Между ног. Пяткой. Изо всех сил.
С шеи и правого запястья соскальзывают железные пальцы. Над ухом раздается стон. А потом пропадает в гудении пламени… Пламени, в котором сгорает моя семья…
Делаю шаг… потом второй… Стряхиваю с плеч навалившуюся тяжесть… Не глядя, отмахиваюсь засапожником… Ощущаю, как вздрагивает чье-то тело, прыгаю в огонь и подныриваю под пылающую балку.
По ноздрям шибает жутким запахом горящего мяса, а из сполохов пламени раздается спокойный голос:
- Нас сожгут…
Этого голоса в прошлом НЕ БЫЛО! Я непонимающе вытаращил глаза и вернулся в реальность. К леди Мэйнарии, трупам под ногами и воплям, доносящимся со двора.
Прислушался к своим ощущениям. Пошевелил левой рукой. Потом ухмыльнулся и отрицательно помотал головой:
- Не сожгут. Обещаю…
Седьмой день четвертой десятины второго лиственя.
… В маленькой комнатке, в которой хозяин постоялого двора хранил кухонную утварь, было тихо и спокойно. Здесь пахло пылью, соленьями и копченостями. Казалось, что стоит прикрыть глаза - и окружающий мир исчезнет, оставив меня наедине с кувшином вина и даруемым этим напитком забвением.
Увы, это было только иллюзией. И убежать от действительности можно было только в Небытие. Дождавшись, пока пламя разгорающегося пожара доберется и до моего убежища.