… Ее милость моргает. Я подаюсь вперед и… расстроенно прислоняюсь к стене: это - просто движение ресниц. А не признак того, что она возвращается.
Угрюмо вздыхаю, закрываю глаза и вспоминаю, как выбирался сам…
… Что-то тяжелое и ужасно холодное бьет меня по лбу и рывком выдергивает из забытья.
Открываю глаза, кое-как фокусирую взгляд на темно-зеленых иглах, нависающих над моим лицом, и вижу, как на кончике одной из них начинает набухать тяжелая серебристая капля.
'Дождь…' - мелькает на краю сознания, а через мгновение ко мне приходят звуки, запахи и ощущения: шелест тугих струй, пытающихся пробить почти непроницаемый шатер из мохнатых еловых лап, одуряющий запах хвои и онемение под левой лопаткой, в которую упирается что-то твердое.
Пытаюсь сдвинуться в сторону и еле удерживаюсь от крика: спину обжигает жуткой вспышкой боли.
Морщусь. И почти глохну от скрежета собственных зубов - правую щеку начинает жечь невыносимо горячее пламя.
Осторожно дотрагиваюсь до нее пальцами и снова возвращаюсь в мир Темной половины Двуликого - вижу погребальный костер, злые алые языки, лижущие тела мамы и Ларки и чувствую тошнотворный запах горелого мяса и костей.
К горлу подкатывает горечь, уголки глаз начинает щипать от наворачивающихся слез, а сорванное горло начинает саднить.
Бьюсь в руках удерживающего меня Бразза-кузнеца, что-то ору… и вываливаюсь обратно в лес - к еловой ветви, почти касающейся лица, к шелесту дождя и к боли в щеке и спине…
Закрываю глаза, безвольно роняю правую руку на толстый ковер из прошлогодней хвои, пытаюсь вернуться в прошлое… и не могу - где-то неподалеку начинает тенькать лиственник.
- Фью-у-уить… фью-у-уить… фью-у-уить…
Пауза…
- Фью-у-уить… фью-у-уить…
Пауза…
- Фью-у-уить…
На краю сознания мелькает мысль:
'Надо же, дождался и я…'
Невольно вслушиваюсь в наступившую тишину, начинаю расплываться в счастливой улыбке и… чувствую, как обрывается сердце: лиственник начинает пророчествовать - тенькает быстро-быстро! И… бесконечно долго…
Шевелю потрескавшимися губами:
- Зачем мне столько?
- Фью-у-уить… фью-у-уить… фью-у-уить…
- Зачем?!
- Фью-у-уить… фью-у-уить… фью-у-уить…
- Я не хочу!!!
… Крик бьется о нависающие надо мной еловые лапы и глохнет. А по ушам продолжает бить треньканье все не унимающейся птицы:
- Фью-у-уить… фью-у-уить… фью-у-уить…
- Заткнись!!! - изо всех сил ору я, снова срываю голос и хриплю: - Убью!!!
- О-го! О-го! О-го! - смеется надо мной присоединившаяся к лиственнику наперстянка…
Нет! Она не смеется, а спрашивает:
- Кого?
Закусываю губу, ощущаю вкус крови и выдыхаю:
- Графа Ареника Тьюварра…
Потом вслушиваюсь в наступившую тишину и добавляю:
- Слово!!!
Открываю глаза, снова смотрю на леди Мэйнарию и… натыкаюсь на ее мертвый взгляд:
- Кром?
- Да, ваша милость?
- Что мне делать?
Провожу пальцами по оставшейся части Пути и с содроганием понимаю, о чем говорилось в восьмой главе Дороги к Посмертию:
- Смерть многолика. Она может приходить к людям явно - на острие клинка, с наконечником арбалетного болта, в реве урагана, и тайно - в капле яда, растворенного в вине, с дуновением жаркого полуденного ветра, иссушающего губы и обжигающего кожу, и даже с одиночеством, медленно ввергающим человека в бездну сумасшествия. Заступить путь той Смерти, которая приходит тайно, намного сложнее, поэтому каждый такой Шаг втрое ценнее обычного…
'Я не хочу!!!' - мысленно кричу я. - 'Это - не Шаг, это остановка!!!'
Увы, ответ на этот крик души я знаю ничуть не хуже, чем то, что говорится в остальных главах Дороги:
- Путь дается только один раз. Сойти с него легко - достаточно не сделать один-единственный Шаг. А вот вернуться обратно - невозможно…
Мысленно проклинаю Двуликого, пославшего мне ТАКОЕ испытание, решительно оставляю в сторону Посох, собираюсь с духом… и начинаю:
- Ваша жизнь - мо…
- Понимаешь, я могу уехать в Саммери, к деду… - не услышав начала клятвы, перебивает она меня. - Но тогда уже никто и никогда не восстановит доброе имя нашего рода…
'Слава Двуликому!!!' - мысленно восклицаю я, сообразив, что Бог-Оступник просто испытывал мою верность. И вытираю пот, выступивший на лбу.
Видимо, в моем взгляде или выражении лица тоже что-то меняется, так как леди Мэйнария краснеет и виновато опускает взгляд:
- Да, я тебе солгала: моя мама - урожденная Саммери…
Потом еще понижает голос и добавляет:
- Я думала, что ты хочешь использовать меня, как ключ… Прости…
- А теперь думаете иначе? - спрашиваю я.
Баронесса поднимает взгляд:
- Да. Я знаю, что ты не причинишь мне вреда…
Киваю. Потом замечаю в ее глазах ожидание и пожимаю плечами:
- Я не в обиде…
Леди Мэйнария благодарно улыбается и снова мрачнеет:
- Итак, если я уеду к деду, то о добром имени отца можно будет забыть…
- А что вы можете сделать? - спрашиваю я.
- Могу пойти к его величеству и попытаться его восстановить. Тем более что по закону после гибели всех мужчин в семье верховный сюзерен обязан стать моим опекуном…
Вспоминаю Роланда Кручу. Вернее, слова, сказанные им после того, как он первый раз увидел взгляд, которым я провожал белых…
- Ты ненавидишь дворян? Почему? Большинство из них - люди чести, которые живут в клетке из писанных и неписанных правил и дорожат своим добрым именем больше, чем жизнью. Да, конечно же, среди них бывают и исключения. Но таких исключений - очень немного…