Иногда перепадало и любопытствующим: после пары взглядов глаза в глаза и ощупывания Посоха Тьмы у них появились какие-то дела во дворе. И в коридоре стало так же тихо, как в нашем фамильном склепе.
Это меня здорово обрадовало. И радовало до того момента, как бочка наполнилась, и Меченый предложил мне мыться первой: как только он взялся за ручку двери, я вдруг поняла, что безумно боюсь оставаться в одиночестве!
- Не уходи… - сгорая от стыда, попросила я.
Бездушный почесал затылок… и все-таки открыл дверь:
- Слышь, ты… Подь сюда!
Откуда-то со стороны лестницы раздалось тихое ойканье, и через десяток ударов сердца в комнату вошла тетка. Бледная, как полотно. В видавшем виды сарафане. С подолом, заткнутым за пояс, закатанными до локтей рукавами и с мокрой тряпкой в деснице.
- Да, ваша милость? - склонившись в глубоком поклоне, выдохнула она.
- Поможешь выкупаться и привести себя в порядок… - приказал Кром.
Служанка обреченно вздохнула и принялась стягивать с себя сарафан.
- Да не мне, дуреха! - поморщился Меченый. - Ее милости!
Потом перекинул в левую руку Посох Тьмы, подхватил ближайший стул и повернулся ко мне:
- Я посижу за дверью. Если что - зовите…
… Мыться в горячей воде было самым настоящим блаженством - первые минут десять я бездумно сидела на чурбачке, кем-то предусмотрительно брошенном на дно бочки, и млела от прикосновений к волосам. А когда служанка смыла с моей головы пену от мыльного корня и попросила встать, я с трудом нашла в себе силы, чтобы пошевелиться.
Встала, позволила себя помыть и расстроенно уставилась на основательно помутневшую воду: дома она оставалась почти такой же чистой, как и была…
- Помочь вылезти, или посидите еще? - робко спросила тетка.
- Вылезу… - вздохнула я, кое-как перелезла через край бочки и расстроенно огляделась по сторонам: вытираться было нечем! Кроме грязного колета или нижней рубашки…
- Сейчас принесу, ваша милость!!! - догадавшись, чем вызван мой вздох, воскликнула женщина и метнулась к двери.
Сообразив, что она вот-вот распахнет ее настежь, я сорвала с кровати покрывало и завернулась в него чуть ли не с головой. Как оказалось, вовремя - когда дверь с грохотом ударилась об стену, в дверном проеме возник встревоженный Кром. Видимо, среагировавший на топот служанки:
- Ваша милость, у вас все в порядке?
- Да… - кивнула я. - Просто послала ее за рушниками…
- А-а-а… - Меченый позволил тетке выйти в коридор и, на всякий случай оглядев комнату, аккуратно прикрыл дверь…
… Минут через двадцать, уступив бочку Крому и завалившись в кровать, я уставилась в стену и задумалась о Бездушных. Вернее, не о самих Бездушных, а о причинах, вынудивших орденцев рассказывать о них неправду.
Конечно же, я понимала, что все Нелюди - разные. Но тот, которого я знала лично, совершенно точно не ощущал нарастающей боли в промежутках между убийствами, не испытывал потребности кого-то мучить и не нуждался ни в каком ключе. А еще, вместо того, чтобы радоваться моим страданиям или пользоваться моими слабостями, он сочувствовал, помогал и защищал!
'Может, это следствие соперничества между двумя орденами?' - мелькнуло в голове. - 'И они пытаются друг друга уничтожить, в том числе и чужими руками?'
Мысль, навеянная рассказами отца о придворных интригах, показалась мне здравой. И я попыталась вспомнить, как Кром относился к служителям Бога-Отца.
Перед глазами сразу возникло лицо отца Димитрия. И я криво усмехнулась: он их убивал. Там где видел. Но не хаял никогда…'
'А чего хаять?' - мрачно подумала я. - 'Увидел, убил, вырезал очередную зарубку и в путь - искать следующего…'
На душе сразу же стало ужасно горько. И я поняла, что не хочу считать Крома орудием, созданным Двуликим для уничтожения слуг Бога-Отца.
Закусив губу, я повернула голову и ненавидящим взглядом уставилась на символ Отца-Отступника - Посох Тьмы.
Выглядел он жутко: темное, почти черное дерево, блестящее от долгого употребления и похожее на сгусток мрака. Навершия, окованные сталью и горящие отраженным светом свечей. Центральная часть древка, покрытая бесчисленными зарубками - последними штрихами, поставленными рукой Крома в книгах чьих-то судеб.
Вглядевшись в эти штрихи, почти касающиеся верхней границы Пути, я вдруг вспомнила, что за то время, которое я провела рядом с Кромом, он вырезал на посохе не одну, а четыре зарубки!
Одну - после того, как убил брата Димитрия. Вторую - после того, как разделался с четверкой громил, пытавшихся стащить меня с коня на въезде в Меллор. Третью - после встречи с шайкой на выезде из него же. И четвертую - после того, как я чуть не сгорела на постоялом дворе у Сосновки…
Не знаю, как на постоялом дворе, а среди грабителей, отправленных Кромом в Небытие, орденцев не было точно!
'Значит, он - не орудие…' - облегченно подумала я. И улыбнулась…
Четвертый день третьей десятины третьего лиственя.
… Плечо начало ныть чуть ли не после первого же движения. Да, не особенно сильно, но круговые удары и блоки, требующие поднимать руки выше уровня лица, получались из рук вон плохо. Пришлось отложить посох в сторону и заняться разогревом мышц.
Я десяток раз повращал головой посолонь и противосолонь, покрутил плечами вперед и назад, несколько раз наклонился, потом опустился на колени, чтобы отжаться от пола, и вспомнил любимую присказку Кручи: 'Если что-то делаешь - делай хорошо. Или не трать время на ерунду…'
Подумал, усмехнулся и снова встал: Голова был прав. А хорошую разминку надо было начинать с пальцев ног.