Нелюдь - Страница 58

- З-з-заканчиваю… - не переставая полоскать в проруби какую-то тряпку, непослушными губами пробормотала сестричка. - Осталось д-две прост-т-тыни…

- Вечер… Никто не видит… Дай, помогу! - с ненавистью покосившись на окна верхнего этажа донжона замка Тьюварр, предложил я.

- Нос в к-к-карауле… - вздохнула Ларка. - Если з-з-заметит - обязательно д-д-доложит Гус-с-сыне. И т-т-тогда я опять получу плет-т-тей…

- Червяк! Слизень!! Мокрица!!! - сжав кулаки, зашипел я. - Вырасту - переломаю ему все кости!!!

- Нос уже с-с-сломали. Не помогло… - фыркнула Ларка. - К-к-каким был, т-т-таким и остался…

- Тогда… Тогда…

- Иди к-к-ко мне, защитник! - улыбнулась она, бросила простынь в корзину, обняла меня и запустила руки за пазуху: - У-у-у, как хорошо!

- Что-то не так? - увидев, как изменился мой взгляд, испуганно спросила баронесса. Потом оглядела свою рубашку, заметила, как топорщится мокрая ткань на сжавшихся от холода сосках, зарделась и, прикрыв рукой грудь, вскочила на ноги: - Ты… Ты…

Пожав плечами, я уткнулся взглядом в огонь, а через пару мгновений снова уставился на баронессу. На этот раз - с удивлением: вместо того, чтобы продолжить возмущенную тираду и обозвать меня похотливым животным или еще чем-нибудь в этом роде, леди Мэйнария вдруг вздохнула и примирительно пробормотала:

- Прости… Мне показалось, что… Ну… Просто у тебя был такой взгляд, как будто…

Я не поверил своим ушам: передо мной извинялась целая баронесса! Причем извинялась не просто так, а искренне!

В общем, промолчать у меня не получилось:

- Ничего…

… Всю дорогу до охотничьего домика леди Мэйнария молчала. И во время ужина - тоже. А после него, забравшись на свое ложе и дождавшись, пока я потушу лучину, неожиданно заговорила:

- Кром?

- Да, ваша милость?

- Тогда, в Атерне… Я слышала звуки боя… Это были люди графа Варлана?

Я перевернулся на бок, вгляделся в темноту и зачем-то кивнул:

- Угу…

- Значит, замок они захватили?

- Угу…

- Их было много?

- Угу…

Баронесса помолчала несколько минут, а потом еле слышно прошептала:

- Как ты думаешь, что с моей мамой и братом?

Я вспомнил разговор, услышанный на лестнице, потом словно воочию увидел окровавленное детское тело, лежащее поперек кровати в покоях барона Волода, и угрюмо вздохнул.

Услышав вздох, леди Мэйнария тихонько всхлипнула, помолчала минуты две и… все-таки уточнила:

- Ты так думаешь или… знаешь?

Я зажмурился… и услышал, как скрипнуло ее ложе. А потом - и шорох босых ног по полу.

Девушка остановилась рядом с моей лавкой и умоляюще выдохнула:

- Кром! Ну, пожалуйста… Я должна знать!

Странно, но в ее мольбе мне вдруг почудились стальные нотки!

'Белая кровь…' - подумал я. И, немного подумав, решил, что она действительно имеет право знать, что стало с ее родными: - Ваш брат погиб… Точно… Я видел тело в его покоях…

- А мама?

- На четвертый этаж я не поднимался, но слышал… разговоры…

Через некоторое время баронесса догадалась:

- Ссильничали?

Я еле слышно вздохнул, услышав, как скрипят зубы ее милости. И поему-то почувствовал себя виноватым.

Ее милость молчала целую вечность. А потом горячечно зашептала:

- Кром! Скажи, ты убил хоть одного из них?

- Угу…

- Слава Вседержи… - начала, было, она и прервалась на полуслове. Потом мою руку обожгло ее прикосновение:

- Кром?

- Да, ваша милость?

- Ты спас мне жизнь… Но… почему мне?

- Кро-о-ом? - в голосе Элларии звучала самая настоящая вина, и я мгновенно проснулся.

- Да, Ларка?

- Почему мне?

Я приподнялся на локте и непонимающе вытаращил глаза:

- Что 'мне'?

Сестричка подняла руку и продемонстрировала мне мой вчерашний подарок:

- Варежки…

- А кому? - удивился я.

- Маме… Сатии… Кому-нибудь еще…

Я понизил голос:

- Мама уже давно не встает… Сатия мне просто нравится… А тебя я люблю! Больше всего на свете…

- Я тебя тоже люблю… - выдохнула сестричка и улыбнулась. Так ласково, что у меня на глаза навернулись слезы…

- Кро-о-ом? Почему мне?

Что я должен был ей сказать? Что она - тень Элларии? Ожившее воспоминание? Или подарок Двуликого к концу моего Пути?

- Ваша милость, давайте спать: утром мы идем в Аверон…

… Запалив лучину, я закрепил ее в держателе, повернулся к ложу леди Мэйнарии и мысленно вздохнул: судя по еще не подсохшим пятнам от слез на плаще, она проплакала всю ночь. И забылась сном перед самым рассветом.

Решив дать ей поспать еще немного, я сходил до ветру, потом оделся, разжег огонь в очаге, поджарил остатки мяса и принялся разбираться с боевыми трофеями. Пытаясь понять, что из награбленного лесовиками может пригодиться в дороге, а что надо будет оставить в домике в подарок тем, кто посетит его после нас.

Отложил в сторону деньги, десяток колец с драгоценными камнями и без гербов и пяток ожерелий. Потом посмотрел на камзол баронессы и, подумав, добавил к куче пару массивных золотых кубков и кинжал с огромным рубином вместо навершия: появляться в столице в таком виде, да еще и пешком, ее милости явно не стоило. А кони и наряды для белых стоили бешеных денег.

Потом мне на глаза попался массивный серебряный гребень с рукоятью в виде танцующего журавля, и я тоже отложил его в сторону: выходя из домика, леди Мэйнарии стоило причесаться…

… Когда я закончил разбираться с трофеями и начал забрасывать все ненужное обратно в мешки, ее милость, наконец, открыла глаза и, наткнувшись взглядом на меня, почему-то покраснела! Густо-густо. Так, как будто я застал ее во время переодевания.