Нелюдь - Страница 17

К оглавлению

- Пришлось прыгать со стены… В ров…

Потом сообразил, что разговариваю с баронессой, и добавил:

- Извините…

Леди Мэйнария с трудом повернула голову и… обессиленно закрыла глаза.

Сердце резануло болью. Я скрипнул зубами, проверил, насколько хорошо закреплен посох и поднял баронессу с земли:

- Я вас понесу…

Она еле заметно кивнула. Потом прижалась щекой к моей груди и… заснула!!!

… К рассвету я окончательно выбился из сил. И, выбравшись на берег ручья, вломился в бор. Видимо, Двуликому я еще не надоел, так как буквально через три десятка шагов передо мной возникла небольшая полянка, со всех сторон окруженная вековыми елями.

Нырнув под ветви самой большой, я подошел вплотную к стволу, осторожно опустился на колени и положил баронессу на самое лучшее 'ложе, которое можно найти в лесу - толстый слой слежавшейся хвои. Потом забросал ее таким же 'одеялом' и… с трудом заставил себя встать.

'Я скоро…' - мысленно пробормотал я, и быстрым шагом двинулся обратно к ручью…

… Небольшая деревенька, замеченная мною по дороге, как раз начала просыпаться - лаяли собаки, мычала скотина, изредка громыхали двери. Я добрался до крайней избы, перескочил через невысокий заборчик и тихонечко постучал в раму затянутого бычьим пузырем окна.

- Лапоть, ты, что ли? И чего ж тебе не спится-то, Двуликий тебя забери? - в женском голосе, раздавшемся из избы, звучала безысходность.

Я подошел к двери, перехватил посох левой рукой, снял с пояса кошель и достал из него золотую монету - остатки добычи, доставшейся мне 'в наследство' от обидчиков предпоследней 'зарубки'.

Дверь скрипнула, открылась, и из сеней раздался угрюмый вздох:

- Ну, что встал-то? Заходи уже, окаянный…

Я пожал плечами и вошел в избу.

- Ой… Бездушный!!! Спаси и сохрани, Вседержитель! Спаси и сохрани!!!

Осенив себя знаком животворящего круга, заспанная тетка лиственей эдак тридцати вытаращила глаза, набрала в грудь воздуха, открыла рот и… сглотнула. Невесть как разглядев цвет монеты, лежащей на моей ладони.

- Сухую рубаху… а лучше две. Поесть… Кремень, кресало, трут… Пустой мех… - потребовал я.

Хозяйка избы несколько раз кивнула и, не отрывая взгляда от золотого, попятилась к стоящему рядом с печью сундуку.

Крышка с грохотом ударилась о стену, и тетка, выхватив из него какую-то беленую тряпку, негромко пробормотала:

- Мужнина, покойного ему Посмертия… Правда, боюсь, маловата тебе будет…

- Не мне… Пойдет… - буркнул я, и в мгновение ока обзавелся парой нижних и одной верхней рубахой. Правда, все это было изрядно поношенным, но чистым. И, главное, сухим.

- Котомка есть?

- Есть! Как же не быть-то? - тетка сорвалась с места, походя перевернула рассохшийся табурет и метнулась к полатям. - Вот! Держи…

Я положил монету на подоконник, затолкал рубахи в котомку и уставился на хозяйку:

- Поесть… Кремень, кресало, трут…

Та бросилась к печи, вытащила из нее чугунок и с грохотом поставила его на стол:

- Есть каша из бобов… Позавчерашняя… Еще кусок сыра и краюха хлеба…

- Возьму хлеб и сыр. Курицу или поросенка найдешь?

- Сейчас!!! - тетка метнулась к выходу из избы и, не одеваясь, вылетела во двор. Там что-то грохнуло, потом раздался истошный визг и приглушенные проклятия…

… Добравшись до полянки, я удостоверился, что леди Мэйнария все еще спит, быстренько разжег костер, разделал поросенка, нанизал куски мяса на прутья и пожарил мясо. Потом забрался под еловые лапы, присел рядом с баронессой и осторожно прикоснулся ее ноге.

Ее милость тихонечко вздохнула, попробовала перевернуться на другой бок и шарахнулась локтем о корень.

- Проснулись? - спросил я.

- Кажется, да! - ответила она и села. Потом уставилась на свою рубаху, побледнела, молниеносно закуталась в плащ, а потом уставилась на меня…

Видеть ужас в ее глазах было невыносимо. Поэтому я опустил взгляд, развязал котомку и пододвинул ее к ней:

- Сухие рубашки… Переоденьтесь…

Леди Мэйнария промолчала.

Я пожал плечами, повернулся к ней спиной и выбрался из-под ветвей:

- А я пока нарежу хлеб и сыр…

Через пару минут из-за моей спины раздался тихий шорох хвои, а потом - все ускоряющийся топот…

Я вытер кинжал, вложил его в ножны. Потом встал, со вздохом подобрал посох и неторопливо побрел следом за беглянкой. Моля Двуликого, чтобы он не позволил ей сверзиться в какой-нибудь овраг и уберег от переломов и растяжений…

Глава 7. Брат Ансельм, глава Ордена Вседержителя.

Шестой день четвертой десятины второго лиственя.

… Вылетев из метателя, пятиведерный камень описал высоченную дугу и вдребезги разнес мощный четверик. Тяжеленные бревна длиной в десять локтей разлетелись в разные стороны, а над остатками венца повисло облако из пересушенного мха и кусочков войлока.

'Ничего себе!' - удивленно подумал его преподобие. Потом прищурился, поймал ускользающую мысль… и с трудом удержался от довольной усмешки: его идея проверять слухи о деятельности всяких чудаков только что дала ему шанс распространить влияние Ордена на весь Горгот!

Тем временем брат Бенур, командовавший обслугой метателя, повернулся лицом к главной башне Обители, вскинул над собой десницу и демонстративно сжал ее в кулак.

'Отлично!' - подумал брат Ансельм, придал лицу подобающее случаю выражение и отошел от окна.

Все три иерарха, ожидающие, пока глава Ордена составит впечатление о метателе, были мрачны, как грозовые облака. А обвиняемый - сын кузнеца из Мартана по имени Кольер - бледен, как выбеленное полотно.